ИСТОРИЯ МОЕЙ СМЕРТИ (18+)

20 мая 2014 19.15 «Кинематографические маргиналии» с Олегом Горяиновым NEW!!! Малый зал дома актера ИСТОРИЯ МОЕЙ СМЕРТИ (18+) Испания, Франция, 2013, 2:20 субтитры АЛЬБЕРТ СЕРРА Один из самых оригинальных кинематографистов XXI века, Альберт Серра обращается к известным именам, чтобы показать их зрителю совершенно незнакомыми. Джакомо Казанова в его фильме отличается неким поразительным подходом к жизни и мышлению: он существует, так сказать, между стульчаком и Монтенем, при этом, не забывая наслаждаться как тем, так и другим. Он одинок и стар, он много читает, витиевато изъясняется, он грустит и предчувствует смерть. Его мир – это мир без морали, мир размышлений и удовольствий. А затем он едет со своим слугой Помпеу в Карпаты и встречает там Дракулу, знакомясь с новым миром без морали, который совершенно не похож на тот, который он знал. МКФ в Локарно: Гран-при «Золотой леопард». На закате своих дней, все испытав, все изведав, знаменитый венецианский распутник Казанова рассказывает историю своей жизни, свою философию, свою мораль — не знать морали. Встречи, поцелуи, пиршества, вино, чтение Монтеня, разговоры о революции. Все это продолжается, но во все это больше не верится. Отправляясь в путешествие, гедонист Казанова не знает, что его ждет встреча с мрачным Дракулой. Судьба одной легенды скрещивается с судьбой другой. Станислав БИТЮЦКИЙ о новом фильме Альберта Серра, победившем на кинофестивале в Локарно. Российская премьера этой картины состоялась во Владивостоке, а в ближайшее время ее покажут на кинофестивалях «2morrow» и «Молодость». История моей смерти (Història de la meva mort) Реж. Альберт Серра Испания, Франция, 148 мин., 2013 год Название нового фильма Альберта Серра – это перифраз названия мемуаров Джакомо Казановы «История моей жизни». В этом есть первая подсказка к восприятию фильма. Отталкиваясь от дневников, Серра создает свою интерпретацию прочитанного. Он упускает большинство легенд самого Казановы, а берет лишь некоторые из его высказываний. Использует знаковый образ, но пытается отыскать в нем человеческое, а не мифическое. Притом история Казановы интересует Серра в первую очередь как история художника, с его досугом и постоянным поиском вдохновения. Как и в случае с Дон Кихотом и Санчо в «Рыцарской чести» или с тремя Волхвами в «Песне птиц», Серра прибегает к важной хитрости – использованию уже знакомого зрителю исторического персонажа. Это позволяет уйти от необходимости обрисовывать образ героя и дает возможность сконцентрироваться на его мире. «Вы и так все знаете о нем, – словно заявляет Серра, – поэтому теперь мы вправе забыть это и вообразить свою историю по знакомым мотивам». Так начинается метафорический фильм-путешествие и фильм-созерцание. В этом приключении (а любая работа Альберта Серра кажется в первую очередь именно приключением) режиссер не стесняется использовать уже знакомые его зрителю элементы. Это и актерский состав, где, к примеру, слугу Казановы играет актер, игравший Санчо, а отца – исполнитель роли Дон Кихота; и отношения героев (связь Казановы и его слуги как наставника и ученика также напоминают отношения героев «Рыцарской чести»); и актерская труппа, состоящая исключительно из непрофессионалов (самого Казанову играет куратор одного из музеев в Барселоне); и знакомая неспешность всего происходящего. Так, подобно великим художникам, Серра делает множество набросков, для того чтобы в «Истории моей смерти» создать настоящее произведение искусства. В своей работе он совмещает разнородные вещи: реализм и фантазию, натурализм и метафоричность, искусственное и естественное. Альберт Серра – один из немногих постклассических режиссеров, работающих сегодня в кино. Он не обслуживает реальность, а создает произведение, которое должно эту самую реальность преобразить и улучшить. Чтобы добиться этого, Серра первым делом возводит в культ свою киноаутентичность, не случайно его идеал режиссера – Луис Бунюэль. Он также создает особое пространство, одновременно отрицающее любые отсылки к современности и нуждающееся в них. Так, в «Истории моей смерти» сталкиваются разные эпохи и направления, а сам режиссер свободно путешествует между Просвещением и Романтизмом, Романтизмом и Рационализмом, детально показывает обряды, которые сохранились и в наше время. Но, говоря об этом из ХХI века, Серра рисует некое утопическое пространство, которое создано во имя искусства и для искусства подходит наилучшим образом. Серра также особое внимание уделяет монтажу. Для «Истории моей смерти» он, к примеру, наснимал более 400 часов видео, из чего впоследствии была смонтирована лента хронометражем почти в 2,5 часа. То есть процесс монтажа у Серра оказывается фактически новым этапом производства фильма, где режиссер уже приравнивается к поэту, выискивающему ритм и рифмы будущего произведения. Вместе с тем, «История моей смерти» – самый разговорный фильм Серра, где говорят не меньше, чем в его дебютной «Креспии». Но если там режиссер стремился к фольклору, то в своей последней работе он возвращает диалог к канонам классической литераторы, к тому этапу, когда кино еще не сделало его вульгарным. Это особая речь: неспешная, приглушенная, где каждое слово обретает невесомость и буквально на наших глазах растворяется в окружающем полумраке. Режиссер здесь неожиданно выступает священнослужителем, преклоняющимся перед словом и призывающим зрителя вслушиваться и беречь эту возможность. Шаг за шагом Серра создает свой самый чувственный фильм. Здесь, безусловно, есть привычный для него юмор, есть самолюбование (иногда кажется, что режиссер буквально идентифицирует себя с Казановой), но главное чувство, которое вызывает фильм, – это трагическое спокойствие, которое ближе к финалу переходит в меланхолическую обреченность. При этом нежная ирония и даже самоирония – то, что спасает всю историю в наиболее опасные моменты. Сцены философских диалогов тут, к примеру, соседствуют со сценой испражнения, разговоры о высоком – с плотскими желаниями. Серра не боится быть несерьезным, говоря о серьезных вещах. Не становится в позу, когда декламируются важные для себя истины. В каждом кадре он действительно пытается найти/показать/запечатлеть красоту: красоту прекрасного, ужасного или низкого. Построение сцены в «Истории моей смерти», как правило, состоит из двух частей: во-первых, взаимодействия героя с пространством, а во-вторых, перехода от обычного к монументальному, где Серра опять-таки вплотную приближается к живописи. В последнем случае каждый кадр на наших глазах трансформируется в натюрморт или портрет из определенной эпохи. Каждый жест оказывается движением, которое навсегда остается частью большой истории. Так Серра от поэта вновь переходит к художнику. Неслучайно одной из самых расхожих метафор «Истории моей смерти» является сцена, в которой куча испражнений на наших глазах превращается в золото. В какой-то мере это то, что делает в картине сам Серра, давая возможность зрителю собственными глазами видеть создание классического произведения искусства в эпоху, когда само понятие искусства обесценилось и стало расхожей монетой. http://www.cineticle.com/filmfests/936-historia-de-la-meva-mort.html МКФ "Молодость": "История моей смерти" Альберта Серра МКФ "Молодость": "История моей смерти" Альберта Серра В четверг на "Молодости", кроме фильмов-участников конкурсной программы, нам удалось посмотреть победителя нынешнего МКФ в Локарно, ленту Альберта Серра "История моей смерти". Фильм А.Серра "История моей смерти" рассказывает о последних днях одного из самых известных итальянцев XVIII века - Дж.Казановы, который вместе со своим слугой остановился в сельской хижине где-то на юге Карпат, чтобы принять свою смерть от Дракулы. Несмотря на довольно фантастический сюжет - это не перевод "Дракулы" Б.Стокера и, тем более, не очередная вариация Ван Хельсинга - перед нами стоит очень поэтическая и меланхолическая лента-исповедь. Название фильма отсылает внимательного зрителя к мемуарам Дж.Казановы "История моей жизни", а сюжет ленты, таким образом, трансформируется в интерпретацию и поэтическое переосмысление жизнеописания известного ловеласа. Это не первый раз, когда А.Серра обращается к жизни известных исторических персонажей: например, в "Чести рыцаря" (2006) говорится о произвольной интерпретации романа "Дон Кихот". Примечательно, что некоторые актеры переходят из одного фильма в другой. Так, Санчо Панса становится слугой Казановы, а Дон Кихот отцом деревенской девушки. Обращаясь к общеизвестным историческим персонажам, А.Серра имеет возможность в полной мере описать их характер, мотивы - то есть внутренний мир героя. Что характерно для фильма, то это сочетание "высокого" и "низкого": похоть граничит с разговорами о философии, а натуралистические сцены стул - с упоминаниями о Вольтере. Складывается ощущение, что даже в самых отвратительных вещах Серра пытается найти прекрасное: свидетельством этому является замечательная сцена в фильме, когда куча навоза в прямом смысле превращается в золото. Вместе с тем "История моей смерти" возвращает зрителя к подзабытой традиции классического диалога. Недаром в фильме вспоминают одного из крупнейших мастеров философской беседы - Монтеня. Как и Монтень, Казанова стремится найти и зафиксировать красоту во всех ее проявлениях. Большую часть фильма составляют разговоры главных героев: зритель вынужден прислушиваться к неспешным разговорам, где каждое слово приобретает отдельный вес. Среди современных фильмов, в которых действие и картинка весят больше диалога, фильм Серра выглядит анахронизмом. "Историю моей смерти" мало кто захочет посмотреть снова, но это вовсе не означает, что лента плохая. Неспешность требует времени для переосмысления, а разговоры оставляют приятное послевкусие как от встречи друзей, которым некуда спешить. Источник: УНН http://www.unn.com.ua/ru/publication/1265006-mkf-molodist-istoriya-moyeyi-smerti-alberta-serra Ореол наивности Альберта Серры 0 02 Дек 2013 Автор: Карина Караева Видеоарт, Серра Альберт el_cant_dels_ocells «Птичья песня», Альберт Серра, 2008 В августе этого года каталонский режиссер Альберт Серра получил главный приз кинофестиваля в Локарно, делающего ставку на эксперименты (за фильм «История моей смерти»). В апреле Центр Помпиду открыл его ретроспективную выставку. Несколькоми годами ранее Серра сделал фильм для музея и по заказу музея — барселонского MACBA («Имена Христа», 2011). Его работы существую на грани современного искусства и кинематографа, хотя сам Серра критикует оба медиума. Карина Караева рассказывает о структурах его работ и дискретном свете, который они собой представляют. Кинематограф личного высказывания часто совпадает с такой повествовательностью, которая всячески разрушает любую возможность визуального общения. Альберт Серра как раз тот художник кинематографического склада, рассматривающий кино как наиболее прозрачную схему, связанную с освоением определенных возможностей монтажа, которые растворяются в состоянии последовательности кадра, в его медлительности и сознательной растерянности, даже некоторой условной, но сознательной при этом кинематографической поэтике, позволяющей режиссеру производить всевозможные эстетические эксперименты вне системы существующих знаков. В этом смысле фильм «Птичья песня», возможно, является своеобразной кульминационной формой для высказывания режиссера, так как в нем сосредоточены все сущностные и визуальные уровни текста. honor-de-cavalleria-2006-17-g «Рыцарская честь», Альберт Серра, 2006 Альберт Серра выбирает позицию автора, которого нет. Его нет не потому, что он умер. Его нет, так как не существует традиции. Есть нарративная методология, в которой превалирует литература, — Серра отвергает ее формальным способом. Безусловно, его визуальные страхи находятся по ту сторону состояния текста — предание о волхвах, Сервантес, Луис де Леон, Дон Жуан. Как правило, Серра манипулирует буквальными («Дон Кихот», «Имена Христа», дневники), визуальными (поклонение волхвов скорее изобразительная традиция, несущая в себе концепцию взгляда, о чем в тексте речь пойдет ниже) и воображаемым (в случаем с «Именами Христа» — это воспроизведение не только текста Луиса де Леона, но и его адаптация в музейное пространство, в вариации Дракулы — это достраивание записи, визуальная конструкция) структурами. В «Птичьей песне» движения и действия персонажей условны: они каждый раз повторяют одну и ту же траекторию. Почти всегда втроем, заняв позицию зрителя/мечтателя/философа/скрытого вуайериста. Интенции волхвов — в их оправдании, существовании здесь и сейчас. Серра не озабочен вопросом времени — для него его не существует, как, например, в «Именах Христа», где пафос религиозного текста смещен в протоортодоксальное пространство музея. Именно поэтому Серра универсален, его критический потенциал направлен на рассмотрение текста в границе его переэкспозиции. Отсюда — выбор мизансцены, географии и топографии места. Серра признает состояние места как визуальный текст, самый яркий пример — сцена в «Птичьей песне», в которой отдыхающие волхвы разрушают пейзаж, периодически вырывая ветки из куста. Точно также, как в «Именах Христа» Серра препарирует институт, созданный для развития и критики искусства. Персонаж долго рассуждает о незавидном положении художника, вынужденного постоянно искать деньги, а не заниматься творчеством. Здесь снова возникает как раз разрушение пейзажа, его структуры. В определенном смысле Серра интерпретирует возможность пейзажа как зарисовки внутри горизонта. Каждый раз персонаж и зритель сталкивается с его преодолением, «даже если ничего выше на свете нет», вводя авторскую вертикальную парадигму. Эта вертикаль повсюду — в сводах музея современного искусства Барселоны, мельницы, с которой разговаривает Дон Кихот, младенце-Христе, которого долго ищут волхвы и все-таки поклонятся ему. Серра разрабатывает концепцию ненаправленного взгляда, его пейзажи размыты, он воспроизводят его абстрактную образность, а отсюда — сознательную нестройность языка. Эта нестройность заключена в наивности текста, его парадоксальной простоте. Одновременно он настаивает на достраивании языка, на его геометрии: когда произнесенное слово на самом деле является только проекцией послания, его нужно завершить в действии. «Если ничего на свете выше нет» — и сразу же образ Иосифа, который слышит стоны Марии о том, что младенец ее описал. Это попытка визуализации неканонического текста, захватывающего собой действие. http://aroundart.ru/2013/12/02/oreol-naivnosti-alberta-serry/ История моей смерти / Història de la meva mort / The Story of my Death в программе Гала-премьеры 1 2 3 Previous Next На закате своих дней, все испытав, все изведав, знаменитый венецианский распутник Казанова рассказывает историю своей жизни, свою философию, свою мораль – не знать морали. Встречи, поцелуи, пиршества, вино, чтение Монтеня, разговоры о революции…Все это продолжается, но во все это больше не верится. Отправляясь в путешествие, гедонист Казанова не знает, что его ждет встреча с мрачным Дракулой. Судьба одной легенды скрещивается с судьбой другой. За светом Просвещения следует тьма Романтизма. Воспевание дня сменяется гимнами к ночи. Интеллектуальный атеизм уступает место оккультной магии. Там, где было веселие, течет кровь. Похожий то на буффонаду, то на трагедию, новый фильм Альберта Сера – это история смерти: смерти героя, эпохи, мысли. В книгах написана ложь, теории ошибочны, музыка уходит из церквей, повествование не есть необходимость. Осталось только созерцание. http://2morrowfest.ru/546/