ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ

15 апреля 2014 19.15 ОТБОРНЫЕ КАДРЫ. КЛАССИКА. ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА Памяти АЛЕНА РЕНЕ (1922 - 2014) Малый зал дома актера ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ Франция, 1959, 1:30 АЛЕН РЕНЕ («В прошлом году в Мариенбаде», «Мой американский дядюшка») Великий режиссер Ален Рене, снявший много уникальных фильмов, вошедших в историю кино, именно этой картиной изменил лицо кинематографа. «Обожженные любовным потом тела чередуются на экране с сожженным атомной бомбой городом. Заниматься любовью — удел выживших счастливцев, но и у любви привкус пепла и крови. Как снимать немыслимое, чтобы не сойти с ума?» (Михаил Трофименков, Афиша) МКФ в Канне: участие в основном конкурсе. Премия «Оскар»: номинация в категории «Лучший сценарий». Сложный мир ощущений, основанный на сюжетной линии короткой любви французской киноактрисы и японского архитектора в послевоенной Хиросиме. На каждого из них давит груз прошлого, с которым приходится жить каждый час. Сергей Кудрявцев 10/10 Экзистенциальная драма Ален Рене на ранней стадии своего пути в игровом кино хоть и причислялся к французской «новой волне», однако существенно отличался по стилю и внутренней сути собственных работ от художественной манеры и тематических поисков более молодых коллег — Франсуа Трюффо, Жан-Люка Годара, Луи Маля, Клода Шаброля. Уже на внешнем уровне нельзя не заметить, что движение в фильмах Рене становится плавным, замедленным. Монтажные фразы длинны, а переходы отнюдь не резки. По сравнению с «рваным монтажом» Годара, который создавал «атмосферу социальной и индивидуальной неустойчивости» (по точному выражению американского сценариста и киноведа Джона Хауарда Лосона), повествование у Алена Рене выглядит чересчур спокойным и уравновешенным, а нормальные по продолжительности картины — даже затянутыми. В этом отношении представляется, что он гораздо ближе к Микеланджело Антониони. Правда, у итальянского режиссёра движение совершается вокруг одной точки, как бы концентрическими кругами. Начало его лент почти всегда интригует, но интрига оказывается чаще всего мнимой или же не имеет существенного значения. Антониони словно забывает в дальнейшем о том, что хотел рассказать, а сюжет всё заметнее удаляется куда-то в сторону. «Для фильмов А. Рене характерен тревелинг — движение вдоль и движение вглубь», по верному замечанию российского критика Виктора Божовича. Движение в глубины человеческого сознания, памяти, подсознания — вот суть произведений Рене. При этом постановщик разрушает реальное пространство и время, чтобы воплотить на экране субъективное время-пространство человеческой памяти. Подобное движение может обмануть неискушённого зрителя, показаться зигзагообразным — ведь действие забегает вперёд, отстаёт или кружится на месте. Но по законам памяти, тщательно реконструируемым Аленом Рене, происходит движение именно вдоль и вглубь, что дополнительно подчёркнуто благодаря рефрену медленных проездов по улицам Хиросимы («Хиросима, моя любовь») или по замку («В прошлом году в Мариенбаде»). Движение в картинах Рене совершается от настоящего к будущему через прошлое. Это связано с главной темой творчества этого режиссёра — темой памяти. Антитезой памяти всегда выступает забвение. «Борьба» памяти и забвения, словно борьба добра и зла, составляет основной конфликт. Человек, помнящий о своём прошлом, имеет право на будущее. А тот, кто предался забвению, может попасть в мир мёртвых. Эти две концепции соответствуют двум вышеназванным лентам. Важно отметить, что они как бы не существуют друг без друга и являются своеобразной дилогией, поэтому необходимо смотреть их и анализировать в хронологическом порядке. Обратная перестановка нарушает ход мыслей Алена Рене, а рассмотрение лишь одного из фильмов искажает их подлинную суть. Ещё в документальной работе «Ночь и туман» прозвучали такие слова: «Есть среди нас те, кто притворяется, будто верит, что всё это случилось лишь однажды, в определённое время, в определённом месте… те, кто отказывается видеть, кто не слышит вопля, который будет звучать до скончания века». Память о «вопле», о трагедии Хиросимы определяет жизнь героини первой игровой картины Рене, которая называется «Хиросима, моя любовь». Но точнее был бы иной перевод: «Имя моей любви — Хиросима». Не Хиросима является любовью для неё, а любовь оказывается Хиросимой. Всё начинается с метонимической детали: часть вместо целого. На экране — плечи обнявшихся мужчины и женщины, их руки. Для Алена Рене это — символ любви вообще. Не имеет значения, кто любит. Любовь носит вселенский характер. Есть мужчина. Есть женщина. Он и она. У них нет имён. Они любят друг друга. И в эту любовь врываются слова, которые тоже представляются всеобщими. Мужской голос произносит: «Ты ничего не видела в Хиросиме. Ничего!». Акцент делается на слове «ничего». Вместо Хиросимы, как чего-то всё-таки конкретного, могло быть совсем другое. Например: «Ты ничего не видела на свете». А женский голос отвечает: «Я видела всё. Всё!». Выделяется слово «всё». И только после этого речь приобретает более определённый характер. Женщина рассказывает о том, что произошло в Хиросиме: что было в первый день после атомного взрыва, во второй, в третий… Постановщик вводит документальные эпизоды разрушения Хиросимы. Женщина продолжает свой рассказ. Изображение возвращается к первоначальному кадру обнажённых плеч и рук. Снова вступает хроника: на экране — современная Хиросима. А потом впервые появляется лицо женщины (уже конкретной) и лицо мужчины, который оказывается японцем. Рене идёт всё-таки от общего к единичному. Если бы он начал ленту с атомного гриба над Хиросимой (как предполагалось по сценарию известной писательницы Маргерит Дюрас), то исчезло бы ощущение всеобщности. Тогда действительно можно было бы поверить, что атомный взрыв случился в августе 1945 года в Хиросиме, и будет случаться всегда, если люди перестанут помнить о нём. А также режиссёр не мог сразу показать лица своих героев. Сначала идёт рассказ о «большой» Хиросиме — о той, которая уничтожила сотни тысяч людей. И уж потом — о «малой Хиросиме» молодой француженки. Она ничего не видела в настоящей Хиросиме. Мужчина был прав. Но права и женщина: она всё видела в Хиросиме. Потому что пережила личную трагедию, и это позволило ей почувствовать и принять, как собственную, трагедию других людей. Ален Рене не сопоставляет эти трагедии как равноценные. Он настаивает на правильном соотношении обеих: «Мы, наоборот, противопоставляем колоссальную, фантастическую безмерность Хиросимы и маленькую историю в Невере». Забвение своей трагедии может избавить конкретного человека от страдания. Забвение Хиросимы — это новая Хиросима. Героиня предощущает это и сильнее страшится забыть то, что она «увидела» здесь, в Хиросиме, нежели там, в Невере. Если бы каждый помнил не о себе, а о «вопле»! Нет, даже не так, совсем не так. Если бы каждый помнил о личной трагедии — как о Хиросиме! Тогда люди не допустят её повторения. Именно так помнит эта женщина. Вернее — начинает помнить. Через Хиросиму, в которую она приехала, чтобы сниматься в фильме о мире, через это кино, через любовь к японскому мужчине. Для Рене любовь — вторая по важности тема после темы памяти. Обычно они переплетаются между собой. Любовь рождает память. Память рождает любовь. «Хиросима, моя любовь» — это как раз первый случай. В тот момент, когда сплетаются руки и тела француженки и японца, соединяются две любви и две памяти. У неё была любовь в Невере к немецкому солдату. Первая — глупая и безрассудная — страсть. А сейчас — любовь к Хиросиме и японцу. Была память о том, как за «прóклятые» чувства подвергли остракизму. Маленькая трагедия, каких много. Ныне — память о том, что произошло в Хиросиме. Большая трагедия, каких мало. Сочленяется в сознании самое главное, самое трагическое: любовь в Невере и Хиросима. И рождается любовь по имени Хиросима. Однако в ленте всё построено сложнее, чем только что было изложено. Прихотливая особенность памяти именно в том и заключаются, что она не поддаётся логическому объяснению. Подчас невероятнейшим способом память соединяет несоединимое. Вот и Ален Рене пытается воспроизвести на экране механизм действия человеческого сознания. Памяти достаточно лёгкого толчка — и поток образов прошлого захлёстывает человека внутренними переживаниями. Память проносится по всей минувшей жизни, проникая во все уголки сознания и, наконец, «выкапывает» то единственное, что так взбудоражило её. В картине «Хиросима, моя любовь» подобным толчком служит возникшая любовь и — что очень существенно — Хиросима. Любовь в Хиросиме — что может быть противоестественнее?! Но она рождается между женатым японцем и замужней француженкой. Есть в их внезапном чувстве что-то запретное. Героиня смотрит на спящего возлюбленного. И постановщик вдруг делает резкий монтажный переход на мёртвого немца, лежащего на берегу реки в Невере. Кадры сопоставлены по контрасту. Темнота в номере отеля «взрывается» в ярко освещённом солнцем пейзаже. Спящий — вроде бы аналог мёртвого, но всё-таки не мёртвый. Вот и рождение любви — не её смерть. Что же стало причиной возникновения ассоциации в памяти этой женщины? Схожесть двух ситуаций — в их запретности. Иначе — в «пограничности». Лишь немногие из критиков почувствовали это. Уже упомянутый Лосон пишет о героине Рене: «Будь её избранник участником французского Сопротивления, все моральные ценности сместились бы: любовь девушки не звучала бы как «чистый» бунт против окружающей реальности». У Жан-Поля Сартра есть точное определение: чтобы поймать переживание в его «сиюминутности», нужно «как бы застигнуть сознание на месте преступления». И как только сознание женщины из фильма «Хиросима, моя любовь» смыкает два времени и две ситуации, связанные с любовью, режиссёр вторгается в него и постепенно раскрывает перед зрителями «подводную часть» ассоциации. Точнее — выявляет то подсознательное, которого до сего момента ничем не сублимировалось, не выводилось на уровень «Я» и не было явным для сознания. Развитие действия нарастает вплоть до сцены в чайной, когда переживания прошлого уже заглушают события настоящего. Более того — минувшее вытесняет нынешнее. Это — кульминация. Данный эпизод рифмуется с началом по подобию. Но не по равенству. Так подобны, но не равны Хиросима и Невер. Простое сопоставление японца и немецкого солдата переходит в их идентификацию в сознании героини. Она обращается к своему новому возлюбленному — как к давно умершему. И японец начинает говорить от его имени. Можно сказать, что француженка разговаривает не с личностью (персоной) японца и даже не с иной ипостасью немецкого солдата, а с собственным «Я», с «запредельностью самой себя» (по терминологии Карла-Густава Юнга). Хотя мы видим лишь внешнюю сторону вещей. А суть остаётся сокрытой от нас. Если же проникнуть вглубь, то существует шанс понять, что женщина ведёт внутренний разговор с собой, со своей памятью, с той самой девушкой из Невера, которая любила немецкого солдата. Возможно также и другое объяснение. Ален Рене отождествляет Невер с женщиной, а Хиросиму — с мужчиной. Поэтому лента называется «Хиросима, моя любовь». Если же перевернуть тождество, то получится следующее: женщина — это Невер, а мужчина — Хиросима. Беседа в чайной — это как будто разговор Невера и Хиросимы. Невер узнаёт себя в Хиросиме. И Хиросима есть «Я» для Невера. Вот почему прошлая любовь в Невере оказывается любовью по имени Хиросима. Но прошлое «размывает» настоящее. После сцены в чайной всё движется к логическому концу. Любовь к японцу уже не кажется возможной. Поскольку память возродила забытые чувства к немецкому солдату. Мужчина умоляет женщину остаться. Он ходит за ней по ночным улицам сегодняшней Хиросимы, то исчезая, то возникая, как из тумана. Сами эти моменты призрачны и заранее напоминают по своему настроению последующую картину «В прошлом году в Мариенбаде». Разница только в том, что герой «Хиросимы» просит любви, а главный персонаж «Мариенбада» — памяти. Хотя им следовало бы просить иного: первому — памяти, второму — любви. Так как любовь не существует без памяти, а память без любви. Героиня говорит японцу: «Я и тебя забуду. Я уже начинаю тебя забывать». Всегда есть опасность забвения. Но забывает только персона. Зато «Я» продолжает помнить. Рене всё-таки верит в то, что любовь сможет соединить распавшиеся времена. «Смерть разрушила равновесие времени», — сказал Поль Элюар. «Любовь восстановит это равновесие», — мог бы ответить Ален Рене. А вот его подлинные слова: «Хиросима, моя любовь» не приводит к ощущению невозможности жизни… То, что «Хиросима» показывает страдающих людей, не значит, будто это — пессимистический фильм. Жизнь не всегда радостна, но, по крайней мере, прожитые моими героями 48 часов стоят десяти лет видимого счастья, которое на самом деле — только летаргия. Самое страшное — небытие, а пустая жизнь хуже страданий». Сказано это в июне 1960 года — то есть уже тогда, когда режиссёр задумывал свою вторую игровую ленту «В прошлом году в Мариенбаде». 1977 http://www.kinopoisk.ru/film/80754/ «Хиросима, любовь моя» (фр. «Hiroshima mon amour» / Иросима́ мо̃н-аму́р /, яп. 二十四時間の情事 / нидзю: ён дзикан но дзё: дзи / «Двадцатичетырёхчасовой роман») — первый игровой фильм Алена Рене, по сценарию Маргерит Дюрас (1959). Получил приз Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ). Сюжет[править | править исходный текст] История казалось бы короткой любви в послевоенной Хиросиме французской киноактрисы (Рива) и японского архитектора (Окада (нем.)русск.). На каждого из них давит груз прошлого, с которым приходится жить каждый час. Неразрывная связь прошедшего и настоящего, свободные переходы от воображаемого к реальному, голосовая полифония, музыкальная структура сюжета, поэтические ассоциативные ходы, — фильм стал громким словом в области новаторского киноязыка (монтаж Анри Кольпи) и дал повод причислять Алена Рене к так называемой «новой волне». Награды[править | править исходный текст] Приз Международной федерации кинопрессы (поровну с лентой «Четыреста ударов») «Оскар», 1961 Номинации Лучший оригинальный сценарий Британская академия (BAFTA), 1961 Победитель Премия объединённых наций Номинации Лучший фильм Лучшая иностранная актриса (Эмманюэль Рива) Каннский кинофестиваль, 1959 Номинации «Золотая пальмовая ветвь» (фильм был исключён из официального отбора по просьбе Американского правительства, так как атомные бомбы были запрещённой темой) Отечественная критика[править | править исходный текст] Виктор Божович решительно отводил упрёки, что режиссёр-де сопоставил несоизмеримое: трагедию прозванной «немецкой подстилкой» девушки из маленького Невера и гибель сотен тысяч; критик и историк искусства видел в этом как раз главную гуманистическую заслугу А.Рене, — «Совесть неделима. И человечество только тогда окажется на уровне требований гуманизма, когда гибель одного безвинного будет восприниматься как трагедия, равная Хиросиме. Тогда и только тогда станут невозможны новые Хиросимы»[1]. «…Любовь стала страданием. Мотив любви и мотив страдания возникают в фильме одновременно с первого же эпизода. Кадры любовных объятий чередуются с документальными кадрами, повествующими о трагедии Хиросимы, в то время как в закадровом диалоге тоже сливаются темы любви и атомной катастрофы. Героиня говорит о своей любви, а в это время мы видим, как щипцы хирурга извлекают глазное яблоко у человека, изуродованного атомным взрывом. Этот кадр заставляет вспомнить начало „Андалузского пса“ Луиса Бунюэля — бритву, рассекающую человеческий глаз. (…) Тот, кто по-настоящему пережил, прочувствовал трагедию Хиросимы (а это было лишь очередное звено в цепи преступлений XX века), никогда уже не сможет смотреть на мир прежними глазами. Именно так и происходит с героиней Алена Рене — его лирической героиней. …Она […] „всё видела в Хиросиме“, сумела почувствовать и понять весь ужас происшедшего, потому что у неё в жизни была своя Хиросима, имя которой — Невер. Там, в маленьком провинциальном городке, шестнадцатилетняя девочка встретила свою первую „немецкую любовь“, которую оборвала смерть, там она столкнулась с несправедливостью и насилием, познала страдание, отчаяние, ненависть. Это была совсем маленькая „личная“ Хиросима, в одну миллионную долю настоящей, — вполне достаточно, чтобы изуродовать одну человеческую жизнь.(…) В „Хиросиме“ любовь воссоединяет распавшееся время. Она оказывается сильнее мучительных воспоминаний и страха перед грядущим. Тем самым человек обретает власть над своей судьбой. Это шаткое равновесие всё время под угрозой: время непрерывно „размывает“ реальность, подтачивает связь двух существ. „Я и тебя забуду, я уже начинаю тебя забывать“, — восклицает героиня, обращаясь к любимому. Но каким бы хрупким ни было взаимопонимание двух людей, оно всё же оказалось возможным»[1]. . Через сорок лет после выхода фильма, Михаил Трофименков выразил своё понимание в экспрессивной аннотации: «Обожжённые любовным потом тела чередуются на экране с сожжёнными бомбой трупами. Заниматься любовью — удел выживших счастливцев, но и у любви — привкус пепла и крови. „Ты ничего не видела в Хиросиме“, — так разговаривают любовники в постели в фильме Рене, археолога памяти, архивиста страданий. Сведённые судорогой оргазма пальцы разжимаются, высвобождая прошлое. Как снимать немыслимое, чтобы не впасть в порнографию смерти, не сойти с ума? Фильм дробен, как сама человеческая память, желающая и не способная забыть. Он разорван, как разорваны историей судьбы любовников и тела случайных прохожих. Тень человека на плитах Хиросимы, скорчившийся труп немецкого мальчика-солдата, убитого из засады по пути на свидание. Рубцы на телах японцев, рубцы на душе француженки, обритой наголо „шлюхи“. Только пережив все это заново и вместе, безымянные герои обретают имена. При этом они перестают быть людьми. „Хи-ро-си-ма, это твоё имя“, — говорит Она. „Это моё имя, — соглашается Он. — А тебя зовут Невер“»[2]. . Интересные факты[править | править исходный текст] На момент съёмок японский актёр Эйдзи Окада не знал французского языка, и поэтому был вынужден заучивать свои реплики на слух. Предполагалось, что сценарий к фильму напишет Франсуаза Саган, — Дюрас взялась за работу уже после отказа модной писательницы. Рене уверял, что якобы его фильм выстроен на чётком алгоритме: «Я изложил Маргерит алгебраическую концепцию произведения. Если показать „Хиросиму“ с помощью диаграммы, обнаружится близкая к музыкальной партитуре квартетная форма: темы, вариации на начальную тему, повторы, возвраты назад, которые могут показаться невыносимыми для тех, кто не принимает правила игры в этом фильме. На диаграмме было бы видно, что фильм сконструирован как треугольник, в форме воронки»[3]. Ален Рене возражал против пессимистической трактовки своего фильма: «„Хиросима“ не приводит к ощущению невозможности жизни… То, что „Хиросима“ показывает страдающих людей, не значит, будто это — пессимистический фильм. Жизнь не всегда радостна, но, по крайней мере, прожитые моими героями 48 часов стоят десяти лет видимого счастья, которое на самом деле — только летаргия. Самое страшное — небытие, пустая жизнь хуже страдания»[1]. . В популярной культуре[править | править исходный текст] Музыка[править | править исходный текст] «Hiroshima mon amour» — исполнительский шедевр ранней Анны Герман (1966)[4]. Изначально композиция Збигнева Цехана (польск.)русск. на стихи Мацея Зенона Бордовича (польск.)русск. («Miłość do drzewa sprzyja tylko ptakom…») была сочинена для «польской Имы Сумак» — Виолетты Виллас[5]. Прочее[править | править исходный текст] В 2010 году парфюмерным домом «Nez a Nez» был выпущен аромат «Hiroshima mon Amour», названный так в честь фильма.[6] http://ru.wikipedia.org/wiki/%D5%E8%F0%EE%F1%E8%EC%E0,_%EB%FE%E1%EE%E2%FC_%EC%EE%FF