ЧТО-ТО В ВОЗДУХЕ (ПОСЛЕ МАЯ)

01 октября 2013 19.00 ПОСОЛЬСТВО ФРАНЦИИ В РОССИИ, АЛЬЯНС ФРАНСЕЗ В САМАРЕ И КИНОКЛУБ «Ракурс» ФЕСТИВАЛЬ ФРАНЦУЗСКОГО КИНО «САНДРИН БОННЭР И ДРУГИЕ» Фильм 4-й NEW!!! Большой зал дома актера ЧТО-ТО В ВОЗДУХЕ (ПОСЛЕ МАЯ) Франция, 2012, 2:00, субтитры ОЛИВЬЕ АССАЯС Видный французский режиссер Оливье Ассаяс вслед за своими старшими коллегами Бернардо Бертолуччи и Филиппом Гаррелем обратился к временам революционного бунта молодежи 1968 года. Его «мечтатели» и «обыкновенные любовники» в ситуации «после революции» также разрываются между политической борьбой, любовью и страстью к кино... МКФ в Венеции: приз за лучший сценарий Официальный сайт 1971 год. На улицах Парижа бушуют юные поклонники Мао, Троцкого и Ленина, устраивающие демонстрации в защиту арестованных студентов и расписывающие стены дерзкими лозунгами. Полиция свирепствует и яростно избивает протестующих под популярные в то время хиты Дэвида Аллена, Майка Ратледжа и Роберта Уайта. Cтудент Жиль разрывается между политической борьбой, нахлынувшей любовью к девушке и любовью к кино, которое в конце концов он и сделает своим главным оружием. Светлое прошлое. «После мая», режиссер Оливье Ассаяс №10, октябрь | Стас Тыркин | | Масштабное историческое полотно «После мая» (Apres mai, английское название — «Что-то в воздухе», Something in the Air) виртуозно снято Оливье Ассаясом как современный репортаж, хотя время действия — начало 1970-х. Впрочем, де-факто 1970-е в картине еще не наступили: «после мая» 1968-го календарь то ли некому перелистывать, то ли его упразднили, как буржуазный пережиток, и Ассаяс фиксирует межеумочность этих «странных дней» — несущихся вихрем, горящих, как сноп сена, взрывающих обыденность и, как любые дни, обманчиво топчущихся на месте. В этот раз — в неоправдавшихся надеждах «затмить» собой дни мая 1968-го, продлить их послевкусие, растянуть революционный порыв, задержать короткое дыхание утопии. Ко времени у Ассаяса особое отношение. Полуавтобиографическая, по признанию режиссера, картина о молодости, пришедшейся на времена революционной эйфории, идеализма и буйства надежд, забрасывает нас в прошлое из времен социального пессимизма и отсутствия всего перечисленного. Но при этом оставляет здесь и сейчас. Пусть на улицах вновь неспокойно, тогдашняя эйфория, пронизанная верой в светлое будущее и собственную судьбу, невозможна сейчас ни в Париже, ни в Риме, ни в Нью-Йорке, ни в Москве. Недаром у главного героя, юного художника-абстракциониста по имени Жиль (дебютант и синефил Клеман Метайе, родившийся в 1993-м, как и почти все актеры-любители этого фильма), при полном попадании в образ тогдашнего «мечтателя» кислая физиономия современного скейтбордиста, еще не успевшего пожить, но уже заранее во всем разочаровавшегося. Как и у всех остальных живущих верой в революцию его друзей и подруг, днем штудирующих лефтистскую прессу, а по ночам разрисовывающих блочное здание школы бунтарскими граффити и вступающими в потасовки со школьной охраной. Представить их задающими себе вопрос: «А что ты сделал для рабочего класса?» (судя по заметкам для прессы, он сильно волновал Ассаяса в те годы) — решительно невозможно. Тем не менее свои пламенные речи протеста пред-ставители «нового поколения», впечатляюще лаконично представленные режиссером во всем многообразии уникальных человеческих типов (в пресс-релизе он не зря поминает Роберта Олтмена), толкают убежденно и убедительно, с горячей верой в предлагаемые обстоятельства и с явным желанием в них оказаться. С Жилем и его соратниками по революционной борьбе режиссер знакомит нас в момент усвоения цитаты из Блеза Паскаля, которую хоть в эпиграф выноси: «Между нами и раем и адом — всего лишь жизнь, самая непрочная штука в мире». Помещая современную молодежь в мизансцены собственной юности — впрочем, режиссер склонен их скорее придумывать, чем воссоздавать «правдиво», — Ассаяс не забывает о том, что юность по определению не в состоянии жить прошлым. Только настоящим и совсем чуть-чуть — будущим. Но светлое будущее героев, неформалов и анархистов, — это кислое настоящее сыгравших их роли актеров, представителей несравнимо более рационального поколения. «Все они радикалы, но отстаивать им нечего», — констатирует Ассаяс. В щенячьих глазах героев этого беглого дайджеста всех классических романов воспитания, закалки и становления отражается не столько отсутствие идеалов, сколько собачья по ним тоска. Но и она, эта тоска, величина, кажется, постоянная, а не переменная. Повинуясь семейным формальностям, Жиль помогает впадающему в болезнь Альцгеймера отцу настукивать на машинке сценарий мелкобуржуазного телесериала по роману Жоржа Сименона. А в финале «дорога перемен» (revolutionary road) приведет радикала и экспериментатора в съемочную группу фильма категории «В». Она снимает на лондонской студии Pinewood очередную бодягу про гигантского зеленого ящера в плотоядном оскале. Предмет его вожделения — старлетка на субмарине в меховом бикини. По заинтересованному лицу будущего кинематографиста можно предположить, что участие в производстве буржуазной киномакулатуры ему не менее интересно, чем разбрасывание листовок в школьном дворе. Всему, как говорят пошляки, свое время. Великолепной проработки первый и второй план картины, ее безукоризненно воссозданные детали и музыкальный фон без видимых усилий погружают в атмосферу краткосрочного «праздника непослушания». Но манера съемки не то чтобы отчуждает воздушную атмосферу, но снижает общий градус, остужает праздник, оставшийся с Ассаясом навсегда, до «нормальной» температуры, свойственной нашему времени. Сказать, что «тогда» так не снимали, значит, ничего не сказать. Скажем, «Нет», новая картина чилийца Пабло Лоррейна аутентично снята реальными телекамерами 1980-х, и растянутая на экране размытая картинка настойчиво напоминает латиноамериканские теленовеллы и «Международную панораму». Панорамная романная форма «После мая», как и любая другая «художественность», рассматривалась тогдашними активистами как исключительная буржуазная пошлость и была абсолютно не представима. Недаром члены работающей в Италии киногруппы отказываются предоставить Жилю камеру для его киноэкспериментов: «Мы снимаем не фикшн, а только агитпроп». Очарованная подобной концепцией кинематографа, подруга Жиля Кристин (Лола Кретон), не задумываясь, бросает его ради увлекательной киноэкспедиции. Стилизовать «революционный синтаксис» тогдашнего левацкого кино сейчас было бы отчаянной глупостью или запоздалыми, если не истраченными, порывами романтизма, которого успешно избегает автор книги «Отрочество после мая» (Une adolescence dans l'apres-Mai). Хотя Ассаяс в свободном плавании по волнам своей памяти имеет полное право на ностальгию. Так же, как в «Карлосе» — исчерпывающем отчете о деятельности пламенного революционера и международного террориста Ильича Рамиреса Санчеса (действие этой эпопеи тоже разворачивается «после мая», но в гораздо менее трепетные, уже «наступившие» 1970-е годы), режиссер имел право на некоторый морализм. Но объективистская камера Ассаяса, его незамутненный постмодернистским цинизмом взгляд — как бы скользящий по поверхности, но при этом приникающий в суть вещей — свидетельствуют о полном равнодушии к «чувствительным» условностям «художественного кино» (фикшна). А прямолинейность агитпропа успешно преобразована Ассаясом в прозрачность постдокументального реализма, не чурающегося ни поэзии, ни синефильских подмигиваний, ни элегантных и старомодных затемнений. http://kinoart.ru/archive/2012/10/svetloe-proshloe-posle-maya-rezhisser-olive-assayas «Я ненавижу старых поэтов, которые вздыхают по собственной молодости», – эта строчка стиха, которую читает главный герой Жиль, могла бы быть эпиграфом к новому фильму Оливье Ассаяса. «Что-то в воздухе» (в оригинале Apres Mai [«После мая»]) – это фактически «Портрет художника в юности». Жиль – альтер-эго самого режиссера, учится в лицее, разрывается между двумя девушками, участвует в революционных действиях, разочаровывается в них, попутно понимая, что его выбор – это искусство. Ассаяс проделал схожий путь. «Что-то в воздухе» предвещает выход на английском мемуаров режиссера – ««Юность после мая». В них Ассаяс рассказывает о своих молодых годах с традиционным разочарованием от 68-го. Говорит об отношениях к тем событиям и странных двойных стандартах, которые были не чужды тогдашним радикалам. В фильме все это отчасти находит свое отражение, и «Что-то в воздухе» в этом смысле ближе к «Регулярным любовникам» Гарреля, чем к «Мечтателям» Бертолуччи. Однако сообщив о своем отношении к тому периоду в книге, в фильме Ассаяс предпочитает дистанцироваться от истории. В крайнем случае, он вырывает оттуда лишь отрывки, которые могут что-то рассказать о его герое. Есть утверждение, что политическое искусство – это прерогатива левых. Ассаяс же – прежде всего буржуа, и этого факта он никогда не скрывал. «Что-то в воздухе», также как до этого «Карлос» – это не политический фильм и даже не кино о политике, а в первую очередь исследование времени и его влияния на то настоящее, которое интересно самому Ассаясу. Во многом это ключевая тема всех его картин, и вместе с тем то, что ставили и продолжают ставить ему в упрек. В любом случае «Что-то в воздухе» – это история, которыая будет стоять особняком в ассаясовской фильмографии, прежде всего как ключевая работа, резюмирующая все то, что было ранее. Как автобиографичная лента она говорит о событиях, которые пережил сам режиссер, но в то же время, отвечает и на большинство вопросов касательно взглядов и отношения к кино самого Ассаяса. Так герой «Что-то в воздухе» изначально видит в кино возможность радикального действия как акта сопротивления (у Ассаяса в свое время это вылилось в ранние «брессоновские» фильмы). Постепенно через путешествия Жиль познает себя и свое отношение к миру (у режиссера подобный период заканчивается глобалистскими триллерами и «Летним временем»). И наконец, вместо политики и идейности герой выбирает стажировку в коммерческом кино. Ассаяс, как мы знаем, успел поработать на съемках «Супермена», а в его следующем фильме уже значатся модные американские звезды. http://www.cineticle.com/reviews-/858-apres-mai-ape.html После (не) значит вследствие http://seance.ru/blog/apres_mai_review